
Председатель КТС СНГ - Министр транспорта Российской Федерации:
Никитин Андрей Сергеевич
Искусственный интеллект и естественная война
Тема применения искусственного интеллекта (ИИ) на войне стала одной из главных в международной повестке дня и приобретает всё большее значение, по мере того как крупнейшие военные державы начали своего рода гонку по его внедрению в практику боевых действий. Уже сегодня ИИ применяется без преувеличения во всех военных областях, а в перспективе формы и способы использования вооружённых сил будут всё больше зависеть от научно-технической оснащённости и новейших систем управления войсками и оружием.
Путь ИИ на военную службу
Появление и внедрение ИИ стало в определённой мере революционной вехой в военном деле, однако эксперименты и использование ИИ для военных целей имеют долгую историю. Первые исследования в этой области связаны именно с военной деятельностью и на ранних этапах финансировались военными структурами для достижения превосходства над противником. Ещё в 1950 г. математик Алан Тьюринг, взломавший немецкую шифровальную машину «Энигма» во время Второй мировой войны, разработал тест, определяющий, может ли компьютер сравниться с человеческим интеллектом[1]. Начиная с 1960-х гг. СССР и США активно работали над автоматизацией систем ведения боевых действий, создавая специализированные вычислительные комплексы. Эти ранние разработки зачастую терпели неудачу главным образом из-за того, что ожидания военных не соответствовали реальному уровню развития технологий[2]. Ситуация изменилась в 1980-е гг., когда автоматизированные системы боевого управления (АСБУ) получили достаточную технологическую основу. Однако на этом этапе также стали понятны ограничения и недостатки ИИ, связанные со сложностью моделирования человеческого интеллекта, низкой эффективностью и надёжностью ИИ, отсутствием общих принципов и стандартов. В 1990-е гг. значительные успехи в разработке ИИ в военном деле были достигнуты в основном в США. Так, с 1991 г. программа Dynamic Analysis and Replanning Tool (DART) широко применялась для планирования транспортировки грузов и личного состава, а также для решения других логистических задач и позволила сэкономить миллионы долларов[3].
В 2000-е гг. начался новый этап развития ИИ в военной сфере. В настоящее время ИИ входит в перечень технологий, способных радикально изменить структуру военной мощи государства. Он обеспечивает поиск, распознавание и анализ информации; выработку рекомендаций и решений; автоматическое формирование и выдачу исполнительных команд на устройства, например, на боевые робототехнические комплексы или на отображающие устройства для принятия окончательного решения человеком. С помощью ИИ выполняются задачи, отличающиеся большим объёмом исходных данных, их неопределённостью и противоречивостью, трудностью комплексной обработки разнородной информации в реальном времени, жёсткими сроками на принятие решений и др.[4]
В военном лексиконе многих государств появился специальный термин «Искусственный интеллект в военном деле» (ИИВД). В России соответствующие технологии рассматриваются как исследования в сфере вооружённой борьбы, которые ведутся по трём основным направлениям: создание систем, основанных на знаниях; нейросистем; систем эвристического поиска[5] и включают:
- машинное обучение – алгоритмы, позволяющие системам обучаться на основе данных без явного программирования;
- глубокое обучение – подкатегория машинного обучения, использующая многослойные нейронные сети для анализа сложных данных;
- компьютерное зрение – технологии, позволяющие системам идентифицировать и классифицировать объекты на изображениях и видео;
- обработка естественного языка – методы понимания и генерации человеческой речи компьютерными системами;
- автономные системы – технологии, обеспечивающие самостоятельное функционирование военных платформ;
- системы поддержки принятия решений – комплексы, анализирующие большие объёмы данных для предоставления рекомендаций.
Одной из основных причин ускоренной разработки различных систем военного назначения с элементами ИИ является нарастающая потребность в аналитической обработке структурированных и неструктурированных значительных объёмов данных в максимально сжатые сроки. Кроме того, необходима автоматизация отдельных процессов (поиска и обнаружения цели, наведения оружия, вскрытия факта обнаружения себя противником и т.д.) в рамках эксплуатации и боевого применения различных видов вооружений и военной техники (ВВТ), для чего соответствующие функциональные устройства оснащаются специализированными вычислительными модулями с ИИ или так называемыми «элементами ИИ».
Прогнозы относительно характера будущих войн показывают, что основные изменения в формах и способах применения вооружённых сил будут определяться не столько географическими и военно-политическими условиями, сколько научно-техническим прогрессом в создании новых образцов вооружений и военной техники и в совершенствовании принципов управления войсками и оружием. А военное доминирование будет зависеть не только от размера армии, но и в значительной степени от качества её алгоритмов и программ, в том числе ИИВД как наиболее ускоренно развивающегося направления.
ИИ в боевых действиях
Основными областями применения систем с ИИ при планировании военных операций являются сбор информации, разведка, наблюдение и рекогносцировка, обнаружение целей, логистика, операции в киберпространстве и информационное обеспечение (мониторинг в реальном времени, выявление, нейтрализация и прогнозирование угроз, безопасность связи, дезинформация противника, влияние на население и другое). Алгоритмы, поддерживающие планирование операций, сходны с алгоритмами для автономных систем, но менее публичны.
В настоящее время в различных странах разрабатываются системы с ИИ для централизованного планирования и координации военных действий различного масштаба – от тактических до стратегических – в воздушном, космическом, морском, наземном, кибер- и электромагнитном пространстве. В англоязычной литературе такие действия получили название «многосферное управление и контроль».
При ведении боевых действий ИИ применяется, чтобы сделать операции более эффективными и менее зависимыми от участия человека, что гипотетически ведёт к снижению ошибок и освобождает военнослужащих для других задач, однако эти процессы связаны с большим числом угроз и этических проблем.
Важнейшим направлением применения ИИ в процессе ведения военных действий являются автономные и полуавтономные вооружения. В настоящее время наиболее перспективным считается создание автономных боевых или обеспечивающих средств, способных действовать самостоятельно и продолжать выполнение задания (или возвращаться на заданную позицию) в случае потери связи с центром управления. Традиционные примеры такой техники – беспилотные летательные аппараты (БПЛА), наземные робототехнические комплексы, автономные необитаемые надводные («безэкипажные катеры», БЭК) и подводные аппараты (АНПА) различного назначения.
Одним из ярчайших примеров внедрения ИИ в современное военное дело является стремительное развитие так называемых «верных ведомых»: больших БПЛА, способных вести боевые действия вместе с пилотируемой авиацией.
Наиболее известны американские образцы “collaborative combat aircraft” от Kratos, Anduril и General Atomics, однако и в России существует тяжёлый дрон С-70 «Охотник», «напарник» Су-57, который в 2025 г. был оборудован системой ИИ, выполняющей функции электронного второго пилота[6] и в принципе уже в той или иной мере применяется в ходе боевых действий. Весьма ярко в этом жанре выступила Народно-освободительная армия Китая, представившая на Параде Победы 3 сентября 2025 г. сразу несколько образцов БПЛА, которые также являются «верными ведомыми» для существующих и перспективных боевых самолётов пятого и шестого поколения.
Другим важным направлением остаётся наращивание автономизации ударных БПЛА «поля боя». Так, система Skynode S, разработанная совместно с государственными и отраслевыми партнёрами в США, ЕС и на Украине, в нарастающих масштабах испытывается в военных действиях Вооружённых сил Украины против России. Skynode представляет собой мини-компьютер компактного размера и контроллер полёта, которые помещают внутрь беспилотников. Разработчики утверждают, что таким образом обеспечивается поражение целей с повышенной точностью и устойчивостью к радиоэлектронному подавлению[7]. Аналогичные разработки ведутся и в России, в том числе и для повышения эффективности ударных дронов большой дальности семейства «Герань».
В ходе боевых действий на территории Украины также активно используются наземные робототехнические комплексы, например, телеуправляемый гусеничный робот для поддержки пехоты MUTT (Multi-Utility Tactical Transport, США)[8]; гусеничные, дистанционно управляемые машины пехоты THeMIS (Германия), выполняющие различные задачи от логистики до боевых действий[9]; семейство робототехнических комплексов «Уран» (-6[10], -9[11] и -14[12]) для разведки и огневой поддержки, пожаротушения и разминирования, которые применяются инженерными войсками российской армии и на линии боевого соприкосновения, и на освобождённых территориях[13].
Современные морские автономные системы представлены беспилотным судном, способным патрулировать обширные морские территории Sea Hunter (США)[14]; БЭК “Sea Baby” (Украина)[15], АНПА с ядерной энергетической установкой «Посейдон» (Россия)[16], а также такими перспективными западными образцами больших и сверхбольших АНПА, как Orca и Manta Ray. Нельзя не отметить и продемонстрированные на всё том же параде 3 сентября 2025 г. китайские АНПА, к задачам которых относится установка минных заграждений.
Перспективным направлением дальнейшего совершенствования автономных средств является обеспечение возможности их группового взаимодействия. С этой целью, например, ДАРПА реализует программы по отработке вопросов группового применения БПЛА, автономных надводных и подводных объектов, наземных мобильных роботизированных платформ различного назначения.
Такие групповые вооружения должны обладать способностями определять особенности окружающей обстановки, в том числе устанавливать наличие других участников группы; автоматически организовывать каналы связи и определять старшего группы или выбирать нового при потере предыдущего; взаимодействовать для выполнения поставленной задачи. Отметим, что подобный функционал уже частично реализован на противокорабельных ракетах, однако морские бои значительно отличаются от боевых действий на суше, а тем более в условиях урбанизированной местности.
В перспективе могут появиться и полноценные «рои дронов», однако на сегодня реализуются более простые решения – разработка и внедрение модулей управления, способных принимать видеосигналы, анализировать изображения, а также захватывать и в автоматическом режиме сопровождать цели[17].
ИИ способствует оптимизации принятия стратегических решений в военных условиях. Обрабатывая большие объёмы данных из различных источников, генеративные модели могут показывать связи, закономерности и потенциальные последствия, значительно сокращая необходимое для этого время. Эта информация может быть представлена лицам, принимающим решения в виде отчётов и в формате разговора. ИИ также может проводить моделирование для проверки возможных сценариев с целью получения оптимальных результатов, в том числе в кризисной ситуации.
Таким образом, использование ИИ в системах управления позволяет формировать интегрированный источник информации, «глобальную оперативную картину», на основе которой командирам различного уровня будут предлагаться наиболее эффективные варианты действий.
При этом переход к «алгоритмическим боевым действиям» может вступить в противоречие с традициями военной бюрократии, что снизит эффективность внедрения элементов ИИ[18].
К современным и перспективным системам командования, управления, связи, разведки, наблюдения и рекогносцировки в целях поддержки принятия решений можно отнести Project Maven (США) с алгоритмами машинного обучения для анализа видеоматериалов с БПЛА (применяется в том числе на Украине[19]); командная информационная система «Андромеда-Д» (Россия) с элементами ИИ для обработки данных с различных источников[20]; система объединённого командования и управления JOCAS (Китай) с технологиями ИИ для анализа разведывательной информации[21].
Продолжается и разработка теоретической базы внедрения ИИ непосредственно на пунктах боевого управления. При этом ключевой задачей как существующих, так и перспективных АСБУ всех уровней (вплоть до стратегических ядерных сил, о чём будет сказано дополнительно) остаётся обеспечение «меньшей, чем у противника, длительности цикла управления войсками и оружием»[22].
«Стратегический» ИИ
Проблема влияния ИИ на стратегические вооружения, и в первую очередь ядерное сдерживание, находится в фокусе исследований уже не первый год и остаётся крайне актуальной. Стоит отдельно упомянуть серию публикаций 2019‒2020 гг., подготовленную СИПРИ с привлечением специалистов из различных стран мира[23], что позволило «сверить часы» с учётом региональных особенностей. Особого внимания заслуживают публикации 2025 г. Института безопасности и технологий в жанре «букваря» (primer) по вопросам роли ИИ в системах поддержки принятия решений, адаптивного нацеливания и боевого управления ядерными силами[24]. Несмотря на определённые противоречия в оценках роли и места, а также перспектив внедрения ИИ в системы и подсистемы, связанные с ядерным оружием, неизменным остаётся восприятие данной сферы как одной из наиболее важных в глобальном масштабе.
Неудивительно, что «оседлать» этот «хайп» пытаются и в политических целях.
Отсюда и стремление, например, США в годы администрации Байдена зафиксировать собственные подходы в духе сохранения и гарантирования человеческого контроля над принятием решений о применении ядерного оружия. Заметим, что, несмотря на публичную поддержку подобных заявлений и формальное согласие с ними как минимум четырёх из пяти «официальных» ядерных держав[25], сам характер использования элементов ИИ в системах поддержки принятия решений и адаптивном нацеливании и перенацеливании средств доставки ядерного оружия делает вопрос собственно команды на боевое применение в какой-то мере вторичным. Кроме того, системы боевого управления ядерными силами сами по себе представляют едва ли не наиболее чувствительную область военной организации любой ядерной державы, и какое-либо движение в направлении большей транспарентности представляется контрпродуктивным.
При этом, безусловно, и в России решение о применении ядерного оружия принимает исключительно президент[26], а, например, командующий РВСН подчёркивает нецелесообразность «замены человека» в этом контексте[27]. Одновременно элементы ИИ уже сейчас используются для решения рутинных задач, в том числе при контроле состояния командных пунктов и пусковых установок.
В Соединённых Штатах руководство Стратегического командования прямо указывает на роль ИИ в обеспечении эффективности перспективных АСБУ ядерных сил[28]. В национальных лабораториях США, отвечающих в том числе за ядерный арсенал, идёт внедрение, пусть и на экспериментальном уровне, систем с ИИ. Так, в Сандийской лаборатории в 2023–2024 гг. разработан и внедрён генеративный ИИ-помощник SandiaAI, в перспективе позволяющий повысить эффективность решения рутинных несекретных задач[29]. К слову, «ИИ-чатботами» пользуются и высокопоставленные военачальники. В частности, командующий американской Восьмой армией (развёрнутой в Южной Корее) отмечает, что уже сегодня генеративный ИИ позволяет оптимизировать процесс принятия решений[30].
Огромное значение технологиям ИИ придаётся в рамках реализации проекта создания национальной ПРО США «Золотой купол». Несмотря на отсутствие деталей о том, как будет выглядеть ИИ-система управления огнём, уже сегодня элементы ИИ используются для выявления целей в интересах существующих систем ПРО[31]. Особый энтузиазм в этой области испытывают различные технологические компании, предлагающие свои ИИ-решения и формирующие консорциумы для выхода на оборонный рынок, – и «Золотой купол» тут предлагает едва ли не самый щедрый кусок пирога[32]. Впрочем, соответствующие проекты реализовывались и до этой инициативы Трампа – так, ещё с 2024 г. в США разрабатывается программное решение с элементами ИИ для обнаружения гиперзвуковых ракет противника по данным со спутников[33].
Отметим, что ИИ в стратегических вооружениях работает в двух измерениях. Он позволяет оптимизировать планирование боевого применения и работу систем боевого управления. Одновременно элементы ИИ могут быть частью бортовых систем управления конкретных средств доставки ядерного оружия, средств поражения. Речь здесь идёт и о перспективных интеллектуальных автономных боеприпасах, например, гиперзвуковых планирующих крылатых блоках[34], и об условных беспилотных тяжёлых бомбардировщиках[35] или АНПА, способных не только быть средствами доставки сами по себе, но в будущем стать и носителями ракет различных классов, в том числе и в ядерном оснащении.
В целом фактор ИИ на стратегическом уровне может играть как стабилизирующую, так и дестабилизирующую роль.
Например, элементы ИИ повышают эффективность АСБУ ядерных сил, укрепляя сдерживание, делая ядерное возмездие неизбежным. Однако ИИ уже используется для улучшения целеуказания в сфере «традиционной» противоракетной обороны и так называемого «достартового перехвата», повышая качество распознавания ложных целей и эффективность перехватчиков и средств поражения. Принимая за аксиому дестабилизирующую роль глобальной ПРО и контрсилового потенциала как непосредственно связанного с ней, понятны оценки внедрения ИИ в данной области. Но примерно те же технологии повышают надёжность систем предупреждения о ракетном нападении, что, в свою очередь, вновь ведёт к определённой стабилизации.
Нормативная база
Постепенное внедрение ИИ во все сферы военной деятельности продолжается, однако формирование соответствующей правовой базы несколько запаздывает на национальном и международном уровнях[36].
26 июля 2022 г. министр обороны Российской Федерации утвердил Концепцию деятельности ВС РФ в сфере разработки и применения систем вооружений с использованием технологий ИИ[37]. Не погружаясь в глубины бюрократического языка, тем более сама концепция отсутствует в открытом доступе, отметим, что приоритетом ВС РФ остаётся «ответственное применение вооружений, в том числе с использованием технологий ИИ», а обязательным условием при разработке образцов ВВТ остаётся учёт требований международного гуманитарного права.
Документ, обновлённый Пентагоном в январе 2023 г., определяет политику в этой сфере, содержит руководящие принципы разработки и эксплуатации автономных и полуавтономных систем вооружений, включая управляемые боеприпасы, способные автоматически выбирать цель и поражать её кинетическими и некинетическими, летальными и нелетальными средствами, а также управляемые операторами системы обороны военных объектов. Документ устанавливает руководящие принципы, призванные свести к минимуму вероятность и последствия сбоев в автономных и полуавтономных системах вооружения, чреватых непреднамеренными столкновениями, и представляет собой «руководство по безопасной и этичной разработке и использованию автономного оружия, одного из самых перспективных военных приложений ИИ». Отметим, что и после смены американской администрации и даже переименования министерства обороны в «военное министерство» вопросы ответственного подхода к использованию ИИ сохранили значение и даже несколько расширились на данную область в целом, не только на военную[38].
Анализ ускоренного развития автономных и полуавтономных систем вооружений и внедрения «элементов ИИ» с учётом жёсткой конкуренции в этой области между крупными военными державами приводит к необходимости постановки вопроса о международном контроле над таким оружием если не в ближайшей, то в среднесрочной перспективе. Темпы развития говорят, что уже сейчас присутствует «гонка» полу- и автономных систем, которая на фоне роста числа горячих конфликтов в мире будет нарастать. Так как такие виды вооружений требуют лишь частичного вмешательства человека или не требуют вообще, следовательно, нивелируют многие этические, нравственные и психологические аспекты, логично предположить, что на международном уровне может быть поставлен вопрос о рассмотрении полу- и автономных военных систем с элементами ИИ в качестве оружия массового уничтожения.
Оценка перспектив
Происходит своего рода соревнование между развалом ранее существовавших механизмов ограничений в военной сфере и появлением всё новых областей вооружённого противоборства в связи с научно-технологическим развитием. В этих условиях едва ли не более важной задачей оказывается обеспечение подготовки операторов соответствующих систем и подсистем, использующих ИИ, разработчиков концептуальных и доктринальных основ в данной сфере, равно как и будущих, скажем так, «переговорщиков» на случай полноценного подключения дипломатов к данной работе. В США этой проблемой уже озаботились – так, запущена стипендиальная программа AIxNuclear [39], в рамках которой отберут специалистов в сфере ИИ и в ядерной сфере. Их задачей станет проведение необходимых исследований с перспективой перехода на государственную службу.
К любопытным выводам пришли американские военные учёные по итогам экспериментов с генеративным ИИ в Командно-штабном колледже морской пехоты. Отмечается, что значимый позитивный эффект может быть достигнут только при изменении всего подхода к планированию и штабной работе в целом, в то время как в качестве дополнительного инструмента ИИ скорее всего останется лишь «диковиной на полях доктрины»[40].
Подобные исследования проводятся и в России, они подводят к схожим выводам[41]. Так, в рамках работ по созданию «военно-технической методологии интеллектуализации процессов поддержки принятия решений» (ВТМИ) отмечается «отсутствие однозначного научно-технического понимания роли, среды и области системного применения Ц[ифровых] Т[ехнологий] и Т[ехнологий] ИИ» и «отсутствие необходимого военно-научного обоснования принципов выбора и использования… программных продуктов двойного назначения для применения в перспективных АСУ войсками (силами)». Предлагается провести ряд исследований, по итогам которых станет возможна разработка стратегических и нормативно-правовых подходов к переходу на новое поколение АСУ.
Пожалуй, это можно в полной мере отнести и к ракетно-ядерной сфере: требуется не столько внедрение новой технологии, пусть и полезной, сколько изменение подходов как таковых.
Впрочем, это справедливо для любых технологических новаций на протяжении всей истории человечества, в первую очередь военной истории.
Авторы:
Наталия Ромашкина, кандидат политических наук, руководитель Группы проблем информационной безопасности Центра международной безопасности, Национальный исследовательский институт мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН (ИМЭМО РАН);
Дмитрий Стефанович, нау
< Назад
